— С чем?.., — ох, плохое предчувствие.

— Ну как? Мы убьём отца.

Твою-ж…

— Начав вторжение, мы откроем прямой коридор в его домен. Он нас пригласит, и, владея Демономанией, мы просто… бац, — щёлкает пальцами, — Сожжём его сучью душу.

Плохо. Плохо-плохо-плохо. Вторжение. Он планирует повторить вторжение тысячелетней давности!

— Один бы не факт, что справился, он теперь нас двое. Ха, ты и я! И мы… мы даже Бездну разделить сможем. Править с тобой! Вдвоём! Понимаешь⁈ А следом за Бездной — будет и мир. Вот это, брат… — он достаёт книгу, — Вот это позволяет властвовать над душами! Древний, очень сильный трактат. Даже Грехи могут склониться! — перешёл он на шепот, — Ты понимаешь, какая сила в НАШИХ руках, а? Твоих и моих! И как только мы…

— Вторжение?.., — повторил я, — И что, ты готов убить миллионы людей, убить детей, принести столько горя ради мечты убить Люцифера?

— Я должен жалеть мир, который меня отверг? — задрал он бровь, — Который НАС отверг⁈

— Но они ведь невиновны… — сжал я кулак, — Виновен Люцифер, виновны те, кто тебя обижал и ненавидел, но все они, эти дети — ничего не сделали.

Отродье Люцифера нахмурилось. Он внимательно меня осмотрел, будто под новым углом.

Плохо.

Ох, это очень плохо.

— Мне кажется я понял, — пробормотал он, — Родители. У тебя ведь они есть? У меня вот не было. И друзья. И та девчонка. Да. Наверняка. Ты… не познал боль. Ты ещё наивен, брат, — он хмурится ещё сильнее и вскидывает голову, — Но когда они умрут, ты быстро поймёшь. Твоя семья — это только я. Больше люди не нужны. Ты просто не понял. Да… да… — зашептал он, что-то выискивая глазами, — Я должен показать…

— Ч-что?.., — в груди стянуло.

— Тебя держат оковы. Тебя сдерживает мясо, принявшее тебя с рождения! Меня не сдерживало. И я… вижу суть. Да. И тебе, братец, тоже покажу, — он сжимает книгу, и его рука краснеет, — У тебя нет и не будет никого, кроме меня. И причина здесь проста — они сдохнут, а я нет. Ведь смертное мясо — просто пища. Знаешь такое?

Я говорил, что эмоции исчезли. Я был не прав.

Даже так, я смог вновь испытать ужас.

* * *

Ровно в этот же момент. Нео-Москва.

Возле часовни собралась группа людей в чёрных одеяниях. У каждого в ухе был наушник, а в руках — оружие.

Благодаря позавчерашней операции были схвачены одержимые, ещё не потерявшие память, но и не обратившиеся до конца. Кто-то погиб при допросе, но нескольких удалось расколоть. И многие догадки подтвердились.

И ещё — было раскрыто одно место.

— Приём, это Альфа. Все наготове. Часовня в кольце. Цель — ликвидация, — седовласый старик с аккуратной бородой, тот, что координировал Михаэля, стоял во главе отряда.

Отряд храмовников был готов.

— В голову не стрелять. За каждого не воскрешаемого — плюс десять лет на службе. Всем понятно? Я начинаю обратный отсчёт. Надели глушители. Бета — в обход, — махнул он, — Стрелять методично, чтоб ни одна падла не вышла из здания. Всех положить.

— Есть!

Альфа кивнул, повернулся на часовню с сотней одержимых внутри и махнул рукой.

— Начинаем.

Засверкали огни орудий. Вопль и рык обратившихся. Толпы искорёженных, отвратительных созданий толпой рванули на группу людей! Разрывались конечности, отлетали срезанные головы!

Группа тихой ликвидации, «Бета», обошла часовню со стороны, тихими и методичными ударами добивая остатки.

— «Докладываю. Найден сигил Люцифера. Спускаюсь в сеть подвалов»

Чётко. Выверенно. Методично. Основная ударная отвлекает, тихая добивает и хватает живьём.

— «Есть заложники. Шли на мясо уже обращённым».

— «Заложников безболезненно ликвидировать — потом воскресим. Не рискуем»

— «Принял»

Послышались тихие выстрелы с зачарованным глушителем.

Здесь не стрельнуть тактическим заклинанием, ведь для воскрешения нужна либо свежая душа, либо мозг. Но Храмовникам это не обязательно.

Все они собраны, чтобы не оставлять ни шанса при любой ситуации.

* * *

Мир словно провалился под землю. Я понимал, что он говорит, что хочет, и что дальше будет.

И в этот момент осознания, в момент сильнейшего ужаса и страха за всех, кого я люблю и ценю… я почувствовал вибрацию на ключице. Я мельком на неё смотрю, и вижу маленькую, практически незаметную…

Капельку крови.

«Рой, у нас есть раны?»

«Нет, это не наша кровь. И не этих чудовищ»

— Ч-что⁈ — Отродье резко вскидывает голову и смотрит куда-то в стену, далеко-далеко, — К-как они…

Понял.

Я крошу бабушкин амулет на шее и тут же открываю поры на левой руке, впитывая хоть крохи концентрированной энергии.

Апокалипсис смешивается с некротикой. Две негативные, разные по природе силы соединяются внутри моего пластичного тела, образуя нечто новое, нечто иное, но схожее. Образуя энергию…

Чистого Уничтожения.

— Да не брат ты мне, гнида дьяволожопая.

Ноль-четыре секунды. Таково окно для психического удара. И ради тебя, тварь, я в него попаду с первой попытки.

БАХ!

Багрово-чёрной рукой я рассекаю Отродье! Я вонзаю когти в его живот, напрягаю руку, и с силой психоза дёргаю её вверх! Когти проходят словно нож сквозь масло, не встречая никакого сопротивления его плоти!

— Кхх-х-х! — он харипел и пошатнулся.

Стоило ему попятиться, а когтям выйти из плоти, как разрез не закончился! Словно по памяти удара, словно обладая инерцией, рваная рана шла дальше по его телу ещё целую секунду!

Четыре сплошные линии порвали его тело, проходя от живота до плеча!

— КХА-А! — с его рта плеснулась кровь.

ТУ-ДУК! Слышу громкий стук сердца, и Отродье замирает! Буквально застывает!

Мелькает вспышка портала, и в конце коридора появляется храмовница в маске. Она наклоняется, принимает боевую стойку, сжимая рукоять, и…

Резко вытаскивает катану из ножен, разрезая воздух!

Едва заметный синий полумесяц следует от острия и прямо по коридору! Потолок и пол рассекаются, лампы искрят и отваливаются, а побелка сыпется на пути атаки!

И стоит полумесяцу пролететь мимо меня, как Отродье… разваливается вдоль тела. Словно два куска хлеба, словно тонкий кусок сыра. Его тело разваливается так, что я вижу строение его черепа, вижу срез его лёгких и сердца. Следом падает и его чудище.

Тут же, вслед за женщиной в маске, выбегает охрана и несколько храмовников! Я оборачиваюсь и вижу отца!

«Ха-а-а! Ха-а-а», — я тяжело дышу, словно сбрасывая всё напряжение, что испытывал в общении с этим психом!

— Почему… не регенерирует… — однако даже это его полностью не добило.

Я оборачиваюсь, и вижу как срез с ртом шевелился, а глаза смотрели прямо на меня.

Господи. Какой ужас. Мне это в кошмарах сниться будет.

— Некротика?.. Как ты… порезал… что ты… сделал… — цедило оно.

Половинки его тела пытаются срастись, но вот та рана, что нанёс я — отвергала восстановление, будто лишённая самого этого принципа. Будто «как раньше» и не было вовсе.

Будто я рассёк само понятие «целое».

Я дышал тяжело, сердце колотилось, и мне казалось, что от давления прыснет кровь из носа!

Боже… боже… боже!

ПОЛУЧИЛОСЬ! Одна секунда, у нас была одна грёбанная секунда, чтобы всё это провернуть!

Я слышу выстрел, и рука с книгой отлетает на другой конец коридора! Это вышел громила в доспехе.

— Сын! — кричит отец и бежит ко мне.

— В порядке, пап! Хорошо!

Я вижу, как меняется взгляд Отродья в ответ на эти слова. Недобро меняется. Очень.

— Итого около сотни обращённых, — вздыхает женщина в маске, пряча катану, — Ох, несладко тебе придётся, парень. Ох несладко.

— Вы… так думаете?.., — прохрипел он.

— Ага. И как ты ещё жив? Добейте, мозг оставьте.

Громила делает шаг, целится, и выстрелом разрывает остатки грудной клетки, из которых Отродье давило воздух!

Ну и правильно. Если он ТАК не умирает, то лучше сюрпризов от него не ждать, и шансов не давать. Лежит? Значит добиваем. Князев воскресит.